А в их квартире переполох – вернулся из больницы Александр Матвеевич. Его привезли на носилках. Он не мог подняться с постели. И только раз в день к нему приходили из соцслужбы.

НАЧАЛО — ЗДЕСЬ

– Говорила я, говорила… Я-то знаю, что это такое – уход за больным. Помирать привезли, а кто за ним выносить будет? Я туда – ни ногой. Говорила я, говорила …

Оказывается, соцработник, уходя, просила соседей оказать посильную помощь Александру Матвеевичу. И теперь только об этом соседи и говорили. Больше всех заводилась старушка Рафаиловна, демонстративно отворачивая нос, проходя мимо комнаты больного соседа.

Таня покормила Дашу, разгребла вечерние домашние дела и, перед тем как сесть за компьютер, отсмотреть кое-что по работе, решила все же к соседу заглянуть: лежит человек совсем один, может и на бок ему не перевернуться.

Но тут навстречу из его комнаты выплыла … старушка Рафаиловна с чашкой в руках.

– Нормально всё, – проворчала, пряча глаза, как будто стыдно ей за этот визит, – Водички попил, укрыла. Спать будет, – она побрела по темному коридору, шаркая тапками.

Таня улыбнулась. Вспомнила свою бабушку, которая тоже страсть как любила поворчать.

Вот такие они – люди старого поколения: недовольны другими, но в беде не оставят.

– Серафима Рафаиловна, спасибо Вам, – окликнула негромко ее Таня.

Соседка махнула рукой, и опять что-то проворчала.

Почему-то подумалось о свекрови. Вот ведь жизнь у ее соседей – не сахар. У каждого – свои проблемы. А у свекрови, в принципе, все шло гладко. Пошла б вот так ее свекровь к чужому больному старику? К одинокому, брошенному и бедному.

Вряд ли. Это не в ее принципах.

Ну, да ладно. О грустном не хотелось думать.

Но на следующий день расстроила ее Ирина Петровна – сообщила, что Валентина Леонидовна во всю старается. Создала инициативную группу из недовольных родителей, собирает подписи для жалобы в прокуратуру.

– В общем, письма мы не видели, но уж доложили нам, что мы там не воспитатели, а истязатели какие-то. Директор расстроена, нервничает. Ну, и нам достается …

– Господи, Ирина Петровна, не знаю, чем и помочь…, – растерялась Таня.

– Может поговорите с ней. Спросите – чего она добивается? Чтоб закрыли нас? Чтоб директора уволили? Так она уж тридцать лет садиком руководит, заслуженный работник, да и человек золотой. А нас уволить не сложно, да только кто придет-то на нашу зарплату?

– Я попробую … Но вы ж знаете – сейчас у нас война из-за Даши.

– Да уж… Вряд ли Вас она послушает. Ещё и условия начнет выдвигать. Нет, не нужно Вам вмешиваться, пожалуй. Подождем…

А через несколько дней дочка разболелась. Таня ушла на больничный. Пошла к директору, сказала прямо: «Могу взять работу на дом. Могу прибегать каждый день, но …»

И, как ни странно, директор отпустил ее спокойно, сказал, что позвонит, если будет срочная работа. Позвонил он уже через день – нашлась и для нее работа со сверхурочной оплатой.

А у Александра Матвеевича комната не закрывалась, дверь нараспашку. Он мог уже сидеть, привалившись к спинке дивана. Вот только садиться и ложиться мог лишь с посторонней помощью. Он лишь мычал, говорил плохо.

– Матвеич, не насиделся? Может положить тебя?

– Матвеич, может сядешь, да чайку выпьешь? Чего лежать-то.

– Александр Матвеевич, Вам телевизор включить?

Рафаиловна ворчала – ей казалось, что делают все всё неправильно.

– Ольга с ума сошла. Пирог ему вчера дала. Какой ему пирог? Ему бульончик нужен …

Ольга спорила, огрызалась, махала рукой, Рафаиловна злилась. А Таня мирила их, как могла. В историю помощи больному втянулись и дети. Забегали Ольгины мальчишки, заходила и Даша с замотанным шарфом горлом.

– Мам, а дядя Матвеич больше не сможет разговаривать?

– Ну почему? Сможет. Только с ним говорить нужно, чтоб слова не забыл. Этим ты поможешь ему.

И теперь Даша специально заходила к Матвеичу, чтоб он не забыл слова.

– Мам, я дяде Матвеичу сегодня стишок про Победу рассказала. Он так радовался.

– Молодец, Даш. Ты сделала доброе дело. А это – очень хорошо.

Через пару недель Тане позвонила соцработница, которая ходила к Матвеичу.

– Тань, на нас вышел сын вашего соседа. Хочет с отцом поговорить. Прямо сейчас, наверное, звонить будет. Уж простите, я ему Ваш телефон сбросила. А то … В общем, имейте в виду.

И правда, через полчаса позвонили с незнакомого номера.

– Татьяна? Здравствуйте. Я Михаил, сын Александра Матвеича. Мне неловко Вас просить, но не могли бы Вы. В общем … Дать ему меня послушать.

– Конечно, сейчас…

Пришлось отключиться, разбудить Матвеича, помочь ему сесть. Телефон пришлось включить на громкую связь. И Таня слышала монолог сына.

– Отец… Отец …. Ты слышишь? Слышишь?

– Да, он слышит Вас, Михаил, только ответить не может.

Матвеич смотрел на нее с благодарностью.

– Отец. Мне сообщили, что ты, в общем… сегодня я узнал. Скоро я все улажу, ты не волнуйся. Я … Я чего сказать -то хотел. В общем, ты …ты прости меня. Наверное, только с возрастом начинаешь понимать … Я ж тогда матери поверил, сильно злился на тебя. А вот ее не стало, задумался. Я, конечно, любил ее, но амбиции у нее были всегда зашкаливающие. И мне досталось, уж поверь…

Михаил говорил о делах давних семейных, а Таня смотрела на мужчину. Слезы текли по его щекам, и ему эти мелочи, о которых говорил сын, были не столь интересны. Главное – сын звонил, сын просил прощения, говорил с ним.

– Отец, ты слышишь меня?

– Он слышит. Он плачет, Михаил.

– Татьяна, передайте…передайте, что я … я все помню, детство помню, нашу с ним лодку помню и … И люблю его.

– Он слышит. А Вы приедете?

– Я…Я… Послушайте, на днях к нему приедет женщина. Это наша … в общем, родственница. Она там местная у вас, но будет дома лишь через три дня. Она поживет с ним, обеспечит уход. А я приеду, как только улажу все дела. Вы присмотрите за ним, пока не приедет Надежда Ильинична?

– Конечно. Не волнуйтесь. У нас тут все за ним приглядывают.

– Я оплачу уход и всё, что нужно.

– Нет-нет. Нам ничего не нужно. Мы же – соседи.

Татьяна присела на стул рядом с Матвеичем. Что тут скажешь? Она помолчала, ему стало неловко от своих слез, он начал утирать лицо.

– Ляжете?

Матвеич кивнул. А когда лег, показал на дверь, и Таня поняла – зовёт Дашу.

Даша спела ему песню про маму и папу, которую учили они в садике раньше к Дню защиты детей. А потом удивлялась: почему дядя плакал, песня же не грустная.

– Наверное, вспомнил своих родителей. Ведь их уже нет в живых.

– А разве мамы и папы умирают?

– Да. Умирают.

– Но ведь это же неправильно! Неужели и ты умрёшь? – Даша задумалась.

А в понедельник в их квартире появился молодой мужчина. Точнее будет сказать – парень. В клетчатой рубашке, чуток потрёпанный, как воробей, глаза большие и какие-то детские. Открыла ему Татьяна.

– Здрасьте! Я от Надежды Ильиничны. Точнее – от Михал Саныча.

– Здрасьте. Извините, мы спешим, – надо было успеть к врачу за справкой, а потом в детсад и на работу, – Вот комната его отца. А вон там Серафимы Рафаиловны комната, она Вам все расскажет.

Потом уж Таня узнала, что Надежда Ильинична задерживалась у дочки, и очень по этому поводу переживала – не хотела подводить. Отправила в помощь Александру Матвеевичу своего сына Андрея.

Когда Татьяна встретилась с ним на следующий день, он уж был дружен со всеми.

– Какой мальчик! Какой мальчик хороший. Сколько говорю – убьемся мы об этот порог, а он – раз, и срезал. Сразу видно – рукастый. Строителем работает.

Приезжал «хороший мальчик» поздно вечером, оставался до утра. Успевал за это время многое. Обмывал, кормил, менял памперсы. А ещё шутил с соседями, рассказывал анекдоты и истории, случившиеся на стройке.

Первую ночь спал, сидя в кресле, а потом Ольга распорядилась забрать у них одну кровать. Сказала, что мальчишки ее и вместе поспят временно.

Таня рада была, что у Матвеича теперь есть такой помощник, но встречалась с ним она не часто. Она очень переживала за их с Дашей материальное положение, брала работу на дом, занималась с дочкой. И вечерами частенько не выходила из комнаты: укладывала Дашу и работала.

Все в коллективе знали, что теперь дочку она растит одна, все в голос твердили – алименты! Но Таня все не решалась.

Раньше с деньгами помогала свекровь. Вернее, так: она делала замечания по поводу недостатков в одежде Даши и оплачивала все покупки. Многое покупала и сама. Жаловаться – грех. Вещи всегда выбирались дорогие, добротные. В том числе и игрушки, которым Даша не знала счету и откровенно пренебрегала. Через день ей уже надоедала покупка и требовалась другая.

Нужно было время, чтоб научить ребенка, что походы в магазин игрушек не могут быть ежедневными.

– Мам, мне нужен Кен. Он же уже старый. И штаны у него потерялись.

– Штаны можно сшить. А то какой же он жених, если у него и штанов нет.

– Давай лучше купим нового жениха ей, – крутила в руках Даша куклу.

– Понимаешь, Даш, – Таня садилась на пол рядом, – Новая игрушка стоит денег. А люди должны деньги беречь.

– Зачем?

– Ну, нам с тобой, например, очень нужен телевизор. Хочется ведь посмотреть мультики, да?

– Да.

– Ну, а если часто покупать игрушки, то на телевизор нам не накопить. Да и жениха твоя Катя менять не хочет. А штаны…штаны ему сошьем. Поиграем в ателье? Приходи ко мне ткань выбирать …

Одно плохо: теперь каждый день Даша спрашивала: «А мы уже накопили на телевизор?» И громогласно заявила однажды вечером на кухне:

– Мы с мамой скоро телевизор купим, потому что одежду сами шьём.

Пришлось объяснять, что за одежду. Громче всех смеялся Андрей.

Вообще, он как-то быстро прижился. Мама его задерживалась, и его пребывание тут затягивалось. Вид у него был довольно усталый. Дорога на его стройку составляла отсюда полтора часа, приезжал он то после восьми, а то и в одиннадцатом часу, уезжал в половине шестого.

– Андрей, а живёте Вы рядом со стройкой, с работой своей?

– Я? Да.

– Давайте на вечер я Вас заменю. Отдохните, – как-то предложила Таня, – А то … на такую даль…

– Да нет. Ничего. Приеду. Матвеич же мужик, а Вы – девушка. Разве можно? Он стесняться будет. Да и… Втянулся уж я. И мама скоро приедет. Тогда отосплюсь.

О семье можно было не спрашивать. Соседская молва давно донесла – разведен, детей нет.

– Вы и сами, я слышу, все за компьютером. Явно, не «одежду шьёте», – улыбался он.

– Нее… Работаю. Только так мы с Дашкой на телевизор и накопим.

– А я знаете, что заметил. Работа, она ведь не только – деньги. Работа – помощник. С нею неприятности быстрее уходят. Так ведь? – и в вопросе этом было столько личного, пережитого.

– Так. Именно так, Андрей.

Прав был он. Работа и Тане помогала, отвлекала и увлекала. Она, пожалуй, единственная среди сотрудников, кто воспринимал контору, не как временное прибежище. Как-то так само собой получилось, что она всем помогала, когда что-то не клеилось. Помогала без долгих уговоров и как будто бы незаметно.

Она смущалась, когда ее хвалили. Махала рукой, когда спрашивали о профессиональных секретах. Какие там секреты? Впрочем, один секрет был: она любила свое дело. Всегда любила чертить, знала программы, видела весь проект наперед и удивлялась, как это его не видят другие.

Вскоре приехала мама Андрея, Надежда Ильинична. Приятная женщина с пучком на голове, чуть полноватая, мягкая и светлокожая. Она сменила Андрея на посту.

Надежда Ильинична сразу подружилась со старушкой Рафаиловной, но Таня заметила, что Надежда Ильинична потакая той, делает все по-своему. Поучиться такому качеству: и не спорить, и делать так, как считаешь нужным.

Рафаиловна порой ворчала, а Надежда Ильинична делала вид, что совсем забыла ее совет.

– Вот ведь растяпа! И забыла, что Вы говорили. Ну, уж в следующий раз…

Шло время. Дашенька становилась вдумчивее. Постепенно, маленькими шажками Таня «переделывала» своего собственного ребенка. Учила выражать свои мысли и просьбы цивилизованно, объясняться, не устраивая истерик. Они искали альтернативы, заключали договора.

Татьяна долго пыталась научить дочку убирать за собой. Это было нелегко, Даша ленилась. Татьяна устраивала квест-игры, ритуалы, шла на хитрости. И постепенно взаимопонимание налаживалось.

Сын к Матвеичу все не ехал.

– Проблемы у него, – вздыхала Надежда Ильинична, – Не знаю какие, но чувствую. Голос у него был какой-то … Не просто ведь так ко мне обратился. Уж с чего б, а вот попросил.

Но с отцом связь теперь сын поддерживал. Приехать обещал чуть позже. А Матвеич, стараниями сиделки, уж мог перейти на костылях с места на место. Потихоньку, не очень разборчиво, но начал говорить.

Когда раздался этот неприятный звонок, Таня как раз была на кухне. Она выслушала, побледнела и упала на табурет.

– Танечка, у Вас что-то случилось? – Надежда Ильинична оценила сразу.

Даша крутилась тут же, в комнате ей не сиделось. Она тоже взглянула на мать.

– К нам из опеки придут, – тихо произнесла Таня, – Проверять жилищные условия.

– Чьи? – соседи не поняли.

– Мои…

– Тань, а подробнее можно? – Надежда Ильинична покосилась на Дашеньку, – Ну, потом…

Свою историю Таня рассказала всем, когда Даша уснула. Вот раньше почему-то считала, что это уж точно от соседей нужно скрыть, чтоб не пришлось потом открещиваться от слишком участливых расспросов.

Но болезнь Матвеича приоткрыла дверцы в сердца, сблизила всех, а просьба Надежды Ильиничны заставила открыться.

– Не унывайте, Таня. Мы поможем. У нас целых два дня. Успеем…

– Что успеем?

Таня и не знала, что за два-три дня можно свернуть такие горы.

На следующий день к ним приехала ремонтно-строительная бригада во главе с Андреем. Была подклеена, а в некоторых местах заменена плитка в туалете и на кухне, произведен полный ремонт в прихожей. Оттуда всё вынесли, побелили потолок, поклеили рогожку и постелили новый линолеум.

Электрик подключил другое освещение, несколько лампочек ярко горели по периметру, и теперь прихожая стала светлой и просторной. Вешалки тоже прикрутили новые.

На кухне закрыли фанерой «неприличный» угол, подкрутили всю мебель, сменили петли, и тоже постелили линолеум, отодрав старый.

Женщины тем временем мыли и тёрли, стирали шторы. Новый тюль на кухню Таня купила сама.

Таня знала – оплатил это всё сын Матвеича. Вроде как и для отца тоже.

Но когда в ее комнату приехал светлый детский уголок со столом, кроваткой для Даши и комодом, запротестовала.

– Нет, вы что! Нам не надо. Это дорого!

– На это смотрят прежде всего, Таня. У ребенка должен быть свой угол, – мягко командовала Надежда Ильинична, и Таня уступила.

Татьяна в эти два дня не раз принималась плакать. И сама не понимала отчего. То ль от благодарности, то ль от страха.

В понедельник сотрудники опеки не приехали. Дождались их только в среду вечером.

На кухонном столе красовалась белоснежная скатерть со свежими цветами. Все попрятались, как велела Надежда Ильинична.

В среду пришли две женщины. Вид – строгий деловой.

–Здравствуйте, Татьяна Андреевна! Нам поступило заявление от Юрия Венедиктовича Корнеева, отца Вашей дочери Дарьи Юрьевны Корнеевой. Он желает оспорить место проживания ребенка в суде. Мы должны сделать заключение о жилищных условиях девочки. Вот постановление, – она протянула бумагу.

Как ни старалась Таня быть спокойной, но руки ее затряслись от одного вида официальности бумаги.

–А есть причины, чтоб ребенка у меня забрать? – спросила она, пробегая глазами бумагу.

– Пока об этом речь не идёт. Возможно соглашение меж родителями, но… Мы обязаны проверить условия проживания.

– Проходите. Только Даша – в садике.

– Это не важно.

Казалось, что строгость дам обоснована как раз тем, что им и самим неловко было заниматься подобным.

Они посмотрели спальное место, место занятий, даже игрушки немного перебрали. Что-то записывали и даже фотографировали.

Посмотрели санузел и кухню. Потом присели за кухонный стол.

– Так. Квартира коммунальная? Да?

– Да, коммунальная.

– Сколько всего жильцов проживает тут?

– Ну…две комнаты тут закрыты. Постоянно проживают вместе с нами девять человек.

– Девять, пишем.

– А санузел на всех один, да?

– Да, здесь больше не установить.

– Ясно. А есть ли в квартире асоциальные элементы? Ну, пьющие, судимые…

– Нет.

– Инвалиды? Больные люди?

– Да. В одной комнате больной мужчина. Но он недавно заболел, он поправится.

Они выспрашивали – что за болезнь, лежачий или нет, есть ли уход?

– Есть. Да и все мы помогаем, – уже смело констатировала Татьяна, – Скажите, пожалуйста, а какое это имеет отношение к нам с дочкой? Мы – другая семья.

– У вас общие помещения. Мы обязаны зафиксировать.

Говорили ещё о посещении поликлиники, уточняли номер детсада, спрашивали о прививках. И показалось Тане, что о прививках спрашивали особенно дотошно. Да, Таня отказалась от последних прививок гриппа, свекровь настаивала, но Таня отказалась.

Неужели и это может сыграть какую-то роль?

Не выдержала Рафаиловна. Пришла на кухню, загремела кастрюльками, забурчала.

–Чего тут проверять-то? Танечка наша – лучше матерей и не бывает, какая. И дочка у ней воспитанная, и она – уважительная. Чего зря ходить-то?

– Органы опеки по запросу суда обязаны готовить заключения. Думаете мы сюда по собственной инициативе явились?

– Какого суда? Какого? – обернулась Рафаиловна, – Кого судить-то?

Таня уж поняла: Рафаиловну не переубедишь, пришла поругаться. Поэтому пригласила сотрудниц в комнату, но те объявили, что разговор окончен, засобирались уходить.

– Можно спросить? Чисто по-человечески… У меня что, серьезно могут забрать дочку?

– Это суд решает. Не мы. Но Вы тоже сложа руки не сидите. Возьмите характеристику с работы, справку из поликлиники, что ребенок здоров, себе справку – что у психиатра на учёте не состоите, штрафы оплатите, если есть. Ко всему могут придраться. Против вас собираются показания, имейте это в виду.

– Какие показания?

– Свидетельские, – вздохнула дама, – Всякое бывает.

Таня плакала тихо. Она сидела за кухонным столом, сложа руки лодочкой у носа, и плакала. Из комнаты вышла Надежда Ильинична, приехавшая на побывку квартирантка. Спрашивали, рассуждали, ворчали.

– Не плачь, Тань. Все будет хорошо. Мы что-нибудь придумаем.

На следующий день Таня взяла характеристику, записалась на прием к психиатру, чтоб взять справку, и … написала заявление на алименты. На работе кто-то посоветовал. Сказали, что это рассматривается, как забота о ребенке.

И уже через пару дней ей позвонил Юрий, предложил встретиться, поговорить. Чувствовалось, что он напряжён и зол.

Договорились встретиться в кафе вечером. Пришлось взять и дочку, но в этом кафе имелась хорошая игровая, которую Даша очень любила.

Юрий опаздывал, но это было в его стиле. Дашенька доедала мороженое, когда он пришел.

– Привет, – уселся рядом, посмотрел на дочь не слишком ласково. Увидеть ее явно не ожидал.

– О, папа, – улыбнулась Даша.

– А хочешь еще мороженого?

Даша посмотрела на мать, Таня молчала.

– Нет. Одного мороженого хватит, а то горло может заболеть.

– Верно, – кивнул он дочке, а потом посмотрел на Татьяну, – Нам поговорить нужно.

– Сейчас. Даш, доедай, и можешь бежать. Только на высокую горку нельзя. Ты помнишь?

Даша убежала.

– Ты подала на алименты.

– Да.

– Боишься, что я совсем помогать не буду?

– Ко мне приходили по твоему заявлению, – Таня смотрела ему прямо в глаза, – Скажи, Юр, ты, правда, думаешь, что ты – лучший родитель, чем я? Что ты нужнее Даше, чем я?

– Ну, – он заерзал на стуле, – Ты не ответила на мой вопрос.

– А ты – на мой. Я не понимаю, что происходит, поэтому и подала на алименты.

– Тань. Ну, ты ж всё понимаешь. Я не хотел. Просто … Просто у тебя условия такие… Разве это для ребенка? Мать очень переживает. И с деньгами у тебя худо, и работой ты вечно завалена. А ведь ребенком заниматься надо.

– Да что ты говоришь? Впервые слышу.

– Ну ладно, не ерничай. Процесс уже идёт. Ты об этом знала, так зачем нужно было все усложнять – алименты эти. Учти, сейчас у родителей равные права, а у меня условия лучше, зарплата больше и вообще…

– Что вообще?

– Да много чего. Ты даже не представляешь, что мать там насочиняла, каких свидетелей нашла. Все скажут, что дочерью по большей части занималась бабушка, а не ты. Она неделями жила у нее. Так кто ей роднее? Ты или бабушка Валя?

– Конечно, я. А бабушке Вале спасибо за помощь. Ну, заметь, она сама этого хотела. Ведь я не наваливала. Просто в один момент упустила ситуацию, расслабилась.

– Вот-вот. И дальше расслабляйся. Ты молодая, красивая, деловая. А у матери единственная радость – внучка. И ты ее лишила этой радости. Разве так можно? Неужели ни грамма нет ни благодарности, ни элементарной жалости?

– Я не против общения ее с внучкой, как и твоего – с дочкой. Только я буду рядом.

– Глупости всё это твои. Сама себя послушай. Просто месть за брошенные слова. Дашка была меньше – ты доверяла. А подросла – вдруг не желаешь доверять. Что это, если не обида и месть? Поэтому и завелась мать.

– Но заявление подал ты.

– Я, конечно.

– То есть ты хочешь отобрать Дашу у меня, у матери, и отдать ее своей матери? Так я понимаю?

– Не утрируй, Тань. Я тебе все это говорю, чтоб ты поняла: может быть все плохо для тебя. Очень плохо. Но … ведь есть и другие варианты.

– Варианты? Какие же?

– Ну… Подумай. Я давно один. У нас с тобой ребенок. А ведь одиночество – не сахар. Ты знаешь, я это осознал. Надеюсь, и ты. Так может … Может попробуем начать всё сначала? А чего? И тогда все проблемы будут решены.

Таня откинулась на спинку стула. Такого она вообще не ожидала. Так это всё с его стороны с целью – вернуть ее?

Она смотрела на его деланно-непринужденный вид, на бегающие глаза. И на место злости вдруг пришла жалость.

В сущности, он сам ещё ребенок. Избалованный, залюбленный, несамостоятельный. Он лишь строит из себя зрелого мужчину, но таковым не является. Он всецело принадлежит своей маме. А она, жена, для него была возможностью оторваться от мамы, но он этой возможностью не воспользовался, а теперь жалеет.

– Ну, чего молчишь? Или у тебя уже кто-то есть?

– Юр, поди ты … В общем, домой иди, к маме, – она наклонилась над столом и, не узнавая себя, прошептала, – И передай, что дочку свою я никому не отдам. Зубами всех загрызу, но не отдам. И не советую тебе со мной связываться. Учти, жизни тебе не дам, если только попробуешь …

Теперь от неожиданности оторопел он. Сначала замер, потом принял растерянный, потом надменный вид. Наконец, вскочил из-за стола.

– С тобой нельзя по хорошему! Я шел, думал, как с человеком … , а ты… Ты совсем другая стала. Теперь я понимаю мать.

– Понимаешь-понимаешь. Всегда понимал. Смотри не ослушайся.

– Ты – ненормальная! Справку возьми! – он поднимался из-за стола.

– Уже, – она развела руками.

Он уходил.

– Юр, а с Дашей проститься?

Но он не обернулся.

– А папа разве уже ушел? – спросила дочка.

– Просто он очень спешил, дорогая, а ты была так увлечена. А не купить ли нам сладенького домой, Даш?

– Купить-купить! – захлопали в ладоши Даша, – И дяде Матвеичу пирожок, а то он меня всегда угощает.

И странно, почему-то после этой встречи Таня успокоилась. Не то чтоб она перестала переживать из-за дочки, просто поняла, что ничуть не слабее своих оппонентов.

Она сильнее их – это раз, правда на ее стороне, это два, да и поддержка теперь у нее есть. Странно, вот уж не думала, что простые люди, соседи по коммуналке, могут стать такими родными.

И когда позвонила ей свекровь, говорила сначала сдержанно официально, потом – со слезой в голосе, а в конце, и вовсе, с угрозами, она нажала на кнопку – отбой. Зачем? Слушать до состояния дрожащих рук эту женщину совсем не хотелось.

Таня ведь сразу предложила встретиться, назвала ее уважительно по имени отчеству. Но свекровь, поглощённая своей подготовленной речью, ее не слышала. Для нее она была – «Милочка». И смысл всего монолога можно было выразить в двух словах: «Ты пожалеешь!»

Июль выдался жарким. Даже вечером не спускалась прохлада. Разогретый жарким солнцем асфальт не успевал остывать за ночь. Таня ушла в короткий отпуск, но и на отпуск набрала шабашек. Поэтому и не поехала домой к маме. Зато теперь выдалось время – поездить с Дашей за город на детский пляж.

Когда возвращались, увидела ямки на плавившемся от жары асфальте у их подъезда. А когда зашла в дом, поняла – откуда они. К Александру Матвеичу приехал сын. Большой, грузный мужчина в светлой мятой рубашке с помощницей – дочкой Мариной. Он ходил на костылях. Тут же был и Андрей.

Оказалось, что Михаил попал в тяжелую аварию, и когда сообщили ему об отце, находился ещё в реанимации. Во дворе стоял солидный внедорожник. За рулём – Марина, внучка Матвеича.

Михаил был из тех людей, вокруг которых сразу начиналась суета. Этакий добрый барин. Он тепло встретился с отцом, долго говорил с ним, а потом к нему потянулись и соседи. Все рассказывали наперебой о своих проблемах. Михаил обещал сделать ремонт в ванной и туалете – прям капитальный, поставить кондиционер на кухне. Стоит ли говорить, что он сразу всем понравился.

– А вот у Танечки беда, муж хочет дочку отсудить, – не могла умолчать Рафаиловна.

– Это почему?

Таня говорить об этом не собиралась. Мало того, это услышала и Даша, испуганно переводила глаза с одного на другого. Хорошо хоть не очень понимала значения слова «отсудить».

Таня на вопрос развела руками, обняла Дашу. Михаил лишь кивнул, через минуту уж говорил о другом. Таня подумала, что уж и забыл.

А вот Марина вела себя странно. Она чуток пообщалась с дедом и ушла в автомобиль. Её позвали на чай, она поднялась, но общалась неохотно.

Молчаливым и серьезным был сегодня и Андрей.

Объяснилось все позже. Оказалось, что Андрей и Марина – бывшие муж и жена. Семья распалась, а родители остались друзьями. Да и бывший тесть относился к Андрею хорошо, это было заметно.

Михаил приехал и на следующий день, остановились они с дочкой в гостинице. Уехали, купив и сделав для отца многое. В ближайшее время Надежда Ильинична с Матвеичем уезжали в пансионат, на лечение.

– Эх, всем бы таких детей! – теперь уж завидовала Рафаиловна.

А через несколько дней после их отъезда Тане позвонили.

– Здравствуйте. Я Ольга Егоровна Савельева, юрист Михаила Матвеевича. Татьяна, разрешите Вас так называть?

Оказалось, что Ольга Егоровна каким-то чудесным образом уже изучила дело, заведенное в отношении Тани. Она говорила так уверенно, говорила такие обнадеживающие и такие радующие слова, что Таня расплакалась.

– Вы чего там? Плачете что ли?

– Кажется, – шмыгала носом Таня.

– Все шито белыми нитками. Таня, Вам нужно будет подписать документы. Я кину телефон, это мой представитель. Можете ему довериться. Поверьте, никто больше Вас не обидит. Побоятся. Но Вы готовы договариваться? Важно определить время встречи отца с дочерью. При Вас, конечно.

– Конечно-конечно! Я им сразу говорила, пусть встречаются.

– Не им, а только отцу – Юрию Венедиктовичу. Остальным Вы имеете полное право запретить встречи.

– Да я не против. Только в моём присутствии. Уж слишком не любят меня там, и эту нелюбовь чувствует дочка. Только поэтому … Ольга Егоровна, мне неловко, но… а Вы не могли бы ещё и детскому саду помочь. Там тоже …

Таня поведала о проблемах в саду. Они обговорили деловые моменты. Татьяна готова была расцеловал эту далёкую юристку.

Она выпорхнула в коридор, поймала там сынишку Ольги и закружила его, а потом побежала стучать во все комнаты – надо, надо было поделиться хорошей новостью.

***

К концу отпуска зачастил дождь. Лёгкий летучий. Он барабанил по крышам, шелестел по листве. Он прибил пыль на тротуарах, впитался в асфальт, разогретый шинами автомобилей. И воздух стал упругим и чистым, готовым зазвенеть с первыми солнечными лучами.

Матвеича и Надежду Ильиничну увезли в пансионат. Дети Ольги разъехались по лагерям, муж ее – на вахте.

Жизнь шла своим чередом. В садике смотрели на нее, как на спасительницу – Ольга Егоровна быстро разрушила ситуацию.

– Представляете, ваша бывшая свекровь вообще не имеет права жаловаться на нас. Она никто, не имеет тут детей, а бабушки не являются юридическими представителями детей, – рассказывала воспитатель, – Да и много там нарушений в их жалобах. Ваша юриста все дело развалила в три счёта.

Не успела Таня выйти на работу, получила предложение стать ведущим специалистом. Это было повышение, нехилая прибавка к зарплате, но и ответственности прибавлялось. Таня думала не долго – согласилась. Она знала, что теперь у нее есть помощники.

Уже назначена была первая официальная встреча Даши с отцом. Правда, определена эта встреча не судом, а простым договором. Ольга Егоровна сделала так, что до суда дело не дошло.

Танины подработки принесли приличный доход.

– Дашка, иди чего скажу.

Даша бросила игрушки, подошла к матери.

– Чего же?

– А вот чего. Мы с тобой – молодцы. Экономили, лишних вещей не покупали и накопили на…

– Телевизор! – воскликнула дочка.

– Именно так! Вот только … Только вот совсем я в них не разбираюсь.

И тут как по заказу – звонок. Звонила Надежда Ильинична. Поговорили о том, о сем, об их делах в пансионате. Они оба подлечились, и Матвеич уж говорил и ходил хорошо.

– Что? Телевизор? Таня, так Андрей поможет. Он же мастер у меня в этом деле.

– Да неловко. Ему же далеко очень ехать.

– Мне кажется, он будет не против.

– Думаете? Вообще-то, я вообще не умею подключать эту технику. Если честно…

В субботу за телевизором отправились втроём. Андрей приехал, телевизор выбрали, привезли домой на машине Андрея.

– Дашка, тащи ножницы!

– Даш, сюда жми! А теперь сюда…

Андрей так увлек Дашу, что та забыла о существовании матери. Ей очень интересно было с дядей Андреем. Потом они пили чай с Ольгой и Рафаиловной, болтали, переживали за завтрашнюю встречу.

– Тань, Вам точно не нужна завтра помощь? Я абсолютно свободен, – Андрей прятал глаза, говоря это.

– Нет. С этим делом я должна сама справиться, Андрей. Спасибо Вам за день сегодняшний.

С утра в воскресенье они нарядились и направились в парк. Юрий пришел не один.

– Папа-а! Бабушка-а! – Даша бежала по аллее, бросилась к бабушке в объятия.

Та обнимала внучку, сквозь слезы смотрела на бывшую сноху. И в глазах смесь прежней обиды, претензий, а ещё благодарности и неимоверной любви к внучке. Казалось, она и сама терялась в этих чувствах, какое-то время рвалась меж ними, но шагнула в сторону примирения.

Гуляли вместе, болтали, в основном, о Дашеньке, качали ее на качелях и любовались.

– А мы с мамой вчера телевизор купили. Нам дядя Андрюша его подключил.

– А кто это, дядя Андрюша? – говорил Юрий, вроде как, с дочкой, но глаза поднял на Татьяну.

– Это дяденька такой хороший и смешной, – ответила Даша.

– Родственник соседа, – подытожила Таня.

Вскоре Юрий заспешил и ушел. Видимо, обиделся.

– Таня, я ведь жить без нее не могу, понимаешь? – качала головой Валентина Леонидовна, глядя на внучку.

– И я…

– Понятно. Но подрастет…

– Подрастет, и Вы останетесь ей бабушкой. Не волнуйтесь, Валентина Леонидовна. Важно научить ее разбираться в людях. И думаю, у меня получится.

– Конечно, я и не сомневаюсь. Но помогать буду всегда. Она же моя внучка.

– Спасибо! Только в меру, пожалуйста. И по согласованности.

Пока Валентина Леонидовна соглашалась. А дальше – будет видно.

Вечером звонил Андрей, уточнял – все ли у них в порядке.

– Да-а. Так нагулялись, уснула Дашка под мультики, – шептала Таня.

– А ты почему не спишь?

– А я… А я все думаю, почему имя «Милочка» из уст бывшей моей свекрови меня раздражало, а сегодня я опять стала Таней и мне уже приятно. Как мало человеку надо.

– Наверное, дело не в имени, а в том, как оно произносится. Меня вот бывшая жена звала порой Андре. И я бесился.

– Марина?

– Ага.

– Андрей, если не секрет, почему вы разошлись?

– Я не стал жить, как она запланировала: благодаря связям отца. Знаешь, – задумчиво произнес Андрей, – я в последнее время слишком много думал, и стал умным.

– Ха. А мне кажется, что я из слабой и беспомощной вдруг стала всемогущей. Ну, разве что вот в телевизорах не разобралась, а в остальном – ого-го.

– Я вчера прочел: » Из трещин вырастает сострадание. А оно рождает любовь». Красиво, да?

– Из трещин? Может так и есть. Живём себе живём, а потом случилось, и замечаем, сколько людей вокруг хороших. А ведь ходили мимо …

– Тань, ты видишь сейчас небо?

– Нет, я на диване валяюсь, а что? Надо видеть небо?

– Ну, там столько звёзд.

– Ты романтик?

– Наверное.

– А я – нет. Я – реалист, мне и на диване неплохо.

– Ну, тогда спокойной ночи, реалист. Спи давай, милочка моя.

Таня улыбалась.

– Спокойной ночи, дорогой мой Андре!

***

Пишу для вас, друзья

Ваш Рассеянный хореограф

– Ты пожалеешь, милочка … Продолжение.